О том, какие планы и перспективы у факультета геологии в Миассе и какую роль он играет в жизни его педагогов, мы побеседовали с его деканом Вячеславом Муфтаховым за чашечкой чая и на экскурсии по этажу геологов, украшенному коллекцией пород и минералов. В первый день весны факультет отметил своё 20-летие.
— Несмотря на то что Миасс уже на протяжении веков славится своими горными богатствами и здесь есть потомственные камневеды, почему-то геологическому факультету ЮУрГУ исполняется всего 20 лет…
— Это объясняется просто: инициатором создания стал Институт минералогии Уральского отделения Российской академии наук (УрО РАН), а ему самому на сегодняшний день всего 30 лет. Двадцать лет назад молодому институту были нужны молодые учёные, и лучше всего было готовить их самим. Несмотря на огромные нагрузки, выпавшие на долю сотрудников Института, которым пришлось наряду с научными исследованиями ещё заняться педагогической деятельностью, сама идея придавала сил и энтузиазма. Времена были нелёгкие, даже удивительно, что именно на пороге двухтысячных был создан наш факультет.
— Какие задачи стояли перед зачинателями миасского геологического высшего образования?
— Ну, я тогда был ещё аспирантом, молодой ещё. А генератором идей стал директор Института минералогии, член-корреспондент РАН Всеволод Николаевич Анфилогов, сибиряк — уроженец Иркутской области, который перевёлся в Свердловск из Сибирской академии. Получив приглашение стать директором Института минералогии, он приехал сюда даже не один, а с командой соратников. Основной же педагогический состав был сформирован из сотрудников Института УрО РАН. Дальше стояла задача организации дела с нуля, в весёлые 90-е, о которой рассказывать лучше не мне, я тогда ещё, повторюсь, был слишком молод – своих хватало проблем. Наверное, самые сложные организаторские задачи свалились на плечи первого декана Евгения Павловича Макагонова: подготовка документов, учебных программ, согласование, лицензирование, аккредитация, поездки в Москву и Челябинск – колоссальный труд! Ведь поначалу не было ничего, даже помещения. Когда немного утряслось и уже был запущен учебный процесс, Евгений Павлович как заведующий лабораторией региональной минералогии пригласил аспирантов лаборатории, в том числе и меня, вести у студентов практику по кристаллографии: «И нам полезно, и Вы потренируетесь». И правда, помогло.
— Сейчас интересней стало преподавать? Появились какие-то новые возможности технические?
— Тогда, на заре факультета, уже начинали входить в обиход всякие технические новинки, однако у нас не очень было по этой части: «плясали с бубном» у доски, чтобы объяснить, как происходят те или иные процессы. Поэтому сегодня, конечно, легче и интересней. С другой стороны, когда не было надежды на гугл, студенты больше интереса проявляли к занятиям: дискутировали, вопросы порой такие задавали, на которые сходу и ответить не мог: приходилось к следующему занятию искать информацию. Потому что не должно у студентов оставаться неотвеченных вопросов в голове. Сейчас, кажется, снова пошла волна интересующихся ребят (не сглазить бы).
— Насколько мне известно, существует несколько геологических научных школ, можно ли сказать, что у нас уже формируется своя, миасская?
— Да, школ несколько, например, Московская, Казанская, Новосибирская, Питерская – очень сильные. Студенты из ВУЗов этих городов приезжают к нам на практику, в Заповедник. Сказать, что у нас сложилась своя школа, пожалуй, пока нельзя, но тенденции к этому определённо есть. Когда у нас открывалась специализация «Минералогия и геохимия», сложилась своя специфика: преподавателями работали сотрудники Российской академии наук, исследователи, люди науки. Тем не менее, это не стало помехой тому, что наши выпускники зачастую идут работать и на производственные предприятия, где применяют на практике свои знания.
В первую очередь на факультете очень сильная школа минералогии, на высочайшем уровне преподаётся диагностика минералов, в которой наши ребята дадут фору питерским и московским выпускникам. Таким образом, у нас взращивают аналитиков. Второе направление связано с именем Виктора Владимировича Зайкова, великолепного организатора, педагога требовательного, но справедливого. Он был деканом факультета после Евгения Павловича Макагонова всего три года, но за это время произошёл настоящий прорыв. C 1995 года проводится молодежная научная школа «Металлогения древних океанов», которой в этом году планируют присвоить его имя.
— Романтичное название…
— Да, действительно, оно ещё имеет глубокий идеологический генетический смысл, потому что территория Южного Урала – это палеоокеан, более 300 млн лет назад здесь шла активная подводная вулканическая деятельность, многие местные медные, медно-цинковые месторождения берут оттуда своё начало. Это тоже новое веяние школы Зайкова-Масленникова – учение о рудообразовании вследствие подводного вулканизма. Они исследовали и современные подводные вулканы. При этом подобного рода месторождения были обнаружены в процессе раздвига земной коры и вулканической активности в Срединно-атлантическом хребте. Несколько лет назад два месторождения было «застолблено» там российскими учёными, среди них была Ирина Мелекесцева, которая живёт в Миассе и работает в Институте минералогии. Интересный факт: у них на судне было три девушки с именем Ирина, благодаря чему это рудное поле получило название «Ирининское».
Третье направление, которое красной нитью обозначилось в миасском филиале – это геоархеология, родоначальником которой тоже стал Зайков: редкий человек, удивительно деятельный, полный идей, которого я всегда считал примером для подражания. С ним работал Анатолий Михайлович Юминов, наш заведующий учебной лабораторией. Он закончил Казанский университет, и они тогда, в 90-е начали вместе работать на Аркаиме, изучали орудия труда, окрестности на предмет материалов, из которых они изготавливались. Подобные исследования позволяют определить торговые связи, откуда приходили караваны, каков состав месторождения и т.д.
— Это, видимо, не точная наука?
— Все эти науки: история, археология, геоархеология – позволяют видеть лишь фрагменты и по ним составлять возможную картину того, что было. Методики одинаковые. Учёные выдвигают предположения о том, как можно было выполнить то или иное изделие, восстанавливают инструменты: плавильные печи, например. Построили, попробовали – не получается, значит, гипотеза не верна. Это принцип актуализма (сравнения). Также и с вулканами: мы сравниваем процессы, происходящие в современных вулканах и результаты предполагаемых нами процессов в древних подводных вулканах.
— Много у нас объектов для исследования?
— В наших краях десятка полтора (если не больше) археологических памятников бронзового века. Правда, с недавним уходом из жизни Виктора Владимировича это направление потеряло своего главного зачинателя и лидера, однако Анатолий Михайлович Юминов, как человек, который тоже работал в этом направлении почти с самого начала, наверняка продолжит успешно развивать его.
— Геологи считаются романтиками: профессия, обязывающая к путешествиям, особой атмосфере. Наверное, среди студентов много талантливых, творческих ребят?
— На самом деле таких, которые пришли в геологию на волне романтизма, относительно немного. Основная масса ребят приходит после школы просто потому, что сюда больше всего подходят результаты их экзаменов, любимые предметы, но в процессе обучения они увлекаются и приобретают настоящую любовь к своей профессии. 80% абитуриентов о геологии слышали только в пятом классе на уроках географии: что она камни изучает. Кому-то родители посоветовали, кто-то случайно попал, экзамены совпали, хотелось на бюджет – у всех разные причины, но к третьему курсу у них уже глаза горят. В этом отношении расстраивает то, что сейчас учимся по программе бакалавриата: времени не хватает, потому что именно после третьего курса студенты приезжали раньше с производственной практики уже «ошарашенные» — интересно же! Камень живой в руках подержали, да ещё и денежку заработали – стимул учиться дальше. После четвёртого курса идут уже осознанно практику проходить, а дипломы как защищают – заслушаешься!
— Можно ли обратно перейти на специалитет?
— Да, мы прилагаем к этому сейчас все силы. Есть и ещё более веская причина: бакалавры не могут поступать в аспирантуру и заниматься научной деятельностью, а наш главный инвестор и вдохновитель, Институт минералогии, продолжает нуждаться в кадрах. Для того чтобы стать научным работником, нужно стать магистром, а у нас магистратуры нет, да и ребята в большинстве своём не хотят становиться магистрами.
— Какие ещё задачи стоят перед факультетом на сегодняшний день?
— Первая задача – необходимость набрать заинтересованных ребят в новом учебном году. Нынче осенью пришли очень способные первокурсники, не хотелось бы на этом останавливаться. Вторая задача – преподавательский состав, который можно смело назвать самоотверженным. В основном педагоги работают здесь на какую-то часть ставки, читая лекции параллельно с работой в Институте минералогии, – нагрузки колоссальные! В последнее время их стали поощрять материально, появились надбавки за научные публикации, проект «5-100» пришёлся очень кстати. Но самое для нас лучшее решение – это набрать штат преподавателей, которые занимались бы только этим, а работников института оставить преподавать по совместительству на ключевых позициях и вести со студентами научную работу. Проблема количества студентов тесно перекликается с проблемой педагогических кадров на факультете. Получается замкнутый круг: много студентов — не хватает штатных сотрудников на дополнительные группы, мало студентов — нет эффективного развития факультета… Потому эти задачи требуют неторопливого, пошагового решения.
Мы ведём работу по привлечению к чтению лекций зарубежных специалистов. Так, например, обращались к профессорам из силезского университета (Сосновцы, Польша), Таджикского национального университета и получили положительную реакцию на предложения. Пока силы были брошены на аккредитацию и лицензирование, но в ближайшем будущем, надеюсь, они к нам приедут.
Третья задача – пополнение арсенала технических средств. Мы, благодаря Игорю Вячеславовичу Войнову, обновили компьютеры, приобрели два ценных микроскопа с камерой. Сами тоже с премий кое-что приобрели для любимого факультета. А та техника, что у нас имеется в наличии уже давно, тоже не потеряла своей актуальности, но давно перестала быть в списках передовых технологий нашей области. Хотелось бы создать собственную аппаратную базу на факультете.
— Сложно к вам поступить?
— Бюджетные места есть, из тех, кто поступал в прошлом году, отсеялось всего человек пять. К нам из Таджикистана ребята едут, потому что у них квота, а у нас система простая: на общих основаниях экзамены сдал – поступил. А свои, бывает, и вовсе не в курсе, что у нас геологический факультет есть: приходим в школу – они удивляются. С одной стороны, нам хотелось бы большого потока студентов, но и сейчас есть свои преимущества: студентов немного, занятия проходят в режиме индивидуального подхода и повышенной требовательности педагогов к обучающимся. Наши преподаватели действительно любят своё дело и берут ответственность за результаты своего труда.